Я взялась
за изложение своих впечатлений от замечательной игры "Великая Степь" сразу после
возвращения домой (начало июля 2003). По-моему, она заслуживает самых хороших
слов. Но найти эти хорошие слова оказалось нелегко - очень уж все необычно было
в том мире, где мы ненадолго поселились благодаря стараниям замечательной
команды мастеров из Воронежа. Поэтому этот отчет несколько запоздал. Но через
год должно состояться продолжение, и я буду рада, если те, кто прочитает мой
рассказ, захотят побывать в древней Монголии следом за первооткрывателями,
которые на это отважились - и не пожалели, несмотря на проливные дожди и прочие
отрицательные явления природы... Только боги знают, отчего случилось у нас
моровое поветрие, известное под странным именем "недозаезд". Многие игры он
поражает, но здесь достиг почти катастрофического уровня. Впрочем, как часто
бывает, худое обернулось к лучшему: в масштабах небольшого полигона малое число
населения создавало эффект огромных расстояний: степь, море высоких трав,
разогретых жарким солнцем, была пуста, и до ближайшего стойбища нужно было идти
и идти... Что характерно, в момент начала игры погода резко испортилась,
словно боги испытывали и тех немногих, кто приехал и решил все-таки играть.
Мокрые, как мыши, мы разошлись по своим юртам (каковые называли только
по-монгольски, "гэр"). Сын мой Тэмуджин, переменив мокрый халат на сухой,
отправился по делам - навещать соседей, выяснять, готовы ли они принять его
сторону? Мы, женщины, остались хлопотать по хозяйству. Гостей следует принимать
со всем возможным радушием, иначе обидятся, и беды не оберешься... Такое вот
было начало. Мы сушили промокшие вещи над костром и рассказывали друг другу
сказки, притчи, все, что в голову придет, чтобы не скучать. Потом я поручила
прислужницам наломать свежего тростника и устлать земляной пол, чтобы гости не
ступали по грязи, а сама прилегла отдохнуть, и тут мне приснился такой сон, что
я резко проснулась и немедленно послала за шаманом. - Слушай, какие видения
пожелали мне прислать боги! Будто смотрю я на очаг в нашем гэре, точь-в-точь как
он есть на самом деле, и рядом с ним стоит чаша, та самая белая с голубым
узором, которую мы гостям подносим, и в ней налито немного жидкости - чая или
вина, уж не могу вспомнить, и на глазах у меня вдруг начинает эта жидкость
подниматься, доходит до края, переливается, и течет ручейком к порогу, через
порог, и вдруг превращается в широкую реку, уходящую вдаль... Что скажешь? Как
истолкуешь этот мой сон? Шаман посмотрел на меня почти испуганно: прежде чем
ответить, он, видимо, хотел сообразить, выдумала я сон или действительно
увидела. Но истолкование, понятно, было весьма благоприятное: начало реки,
затопившей весь мир, - в нашем доме... Однако поначалу ничто не предвещало
великого будущего. Мой сын вынашивал свои замыслы исподволь, прощупывал почву,
ездил из становища в становище, подолгу гостил у своего друга и побратима
Джамухи. Мне оставалось только стоять у двери нашего дома, когда тени от
деревьев удлинялись и багровое солнце скатывалось к краю степи, да высматривать,
не едет ли сын со своими нукерами, не пора ли ставить котел на огонь? Однажды
утром порог нашего гэра аккуратно - чтобы ненароком не наступить на него, ведь
это самое страшное оскорбление для хозяев! - переступила печальная девушка в
скромной синей одежде; она рассказала, что происходит из небольшого рода, в
прошлом богатого, но погубленного болезнями и засухой, осталась круглой сиротой
и никак не найдет себе пристанища. Я приняла ее к себе в дом как названую дочь.
Девушка сделалась доброй помощницей мне и подругой моей дочери Тэмулун. Она
оказалась весьма искусной в рукодельи и разрисовала стены гэра красивыми
завитыми узорами и фигурками пышногривых коней. А потом настал день, когда
Тэмучжин попросил у меня шитый моими руками голубой шелковый платок и уехал; я
поняла, что нужно ждать важных перемен, и не ошиблась: вернулся сын с молодой
женою Бортэ. Невестка поначалу смущалась и была неловка, но вскоре освоилась и
стала совсем своей. Так вот дальше и покатилось. Мужчины уходили в степь,
ссорились, мирились, а у нас, пятерых женщин, была своя жизнь, полная постоянных
забот и простых развлечений. Наше становище располагалось на опушке дубового
леса: его тень спасала нас от летней жары, его чаща служила источником дров,
грибов и ягод и защищала от врагов. В лесу жило многочисленное племя
жуков-рогачей, они, совсем как люди, ссорились, соперничали, женились, и было
так интересно наблюдать за ними! Одного жука, надкрылье которого повредил в
драке соперник - проткнул рогом так, что осталась вмятина - мы сразу узнавали,
особо уважали и всегда, проходя по двору, смотрели под ноги, как бы не задавить
невезучего, но живучего Дыркина (таким прозвищем его наградили). Когда по
вечерам жара спадала и мы могли вздохнуть свободнее, выходили на берег большой
реки, полюбоваться ее плавным и сильным течением, полетом ширококрылых орлов и
юрких зимородков, проплывающими мимо ладьями иноземных торговцев, везущих
непонятные грузы в неведомые страны. Если рядом не было шамана и никого из
мужчин, рисковали нарушить предрассудки и, сбросив халаты и шаровары, в одних
рубашках плескались в теплой, приятной воде. Пусть мужчины опасаются лезть в
воду, чтобы не смыть свою удачу - нам-то терять нечего, ибо какая может быть у
женщины удача? Редко удавалось нам выбраться куда-нибудь дальше, чем в лес за
дровами или на берег. Поэтому мы очень обрадовались, когда по степи разнеслось
известие, что Джамуха устраивает у себя, уж не помню, по какому поводу, большой
праздник. Нарядившись в свои лучшие наряды (у Бортэ - мягкие красивые сапожки, у
Тэмулун - шапочка, обшитая монетами, у меня китайское парчовое платье с золотыми
драконами, повязка из индийского кашмира с ярчайшими алыми цветами, ожерелья,
браслеты...), в сопровождении двух нукеров и почтенного шамана мы отправились в
гости в дальнее становище. Степь жарко дышала нам в лицо целебными настоями
разнотравья, звенели жаворонки, простор и приволье заставляли забывать о зное, о
кусучих оводах, о трудной дороге. Род Джамухи проживал на другом краю степи,
также под деревьями, и был весьма богат. Для нас постелили мягкие кошмы, чтобы
присесть, подали на расписном блюде медовое печенье, вкусную чистую воду. Пока
мы отдыхали и насыщались, хозяин призвал своего и нашего шаманов - обсуждать
правила предстоящих состязаний. Его нукеры отправились в степь - размечать
расстояния для скачек, устанавливать мишени. Когда все гости съехались, шаманы
пустились в пляс, потрясая бубнами и погремушками, чтобы отогнать злых духов, и
лишь затем участники состязаний потянулись за Джамухой в степь. Первыми
сошлись борцы. Темучжин бороться не вышел. Это насторожило меня: если ему
взбредет в голову уклоняться от всех упражнений, стыда не оберешься! Но я
беспокоилась напрасно. Мой расчетливый сынок выбрал те виды состязаний, где мог
показать себя с наилучшей стороны. В скачках он пришел к цели первым. Из
поединков на саблях вышел победителем. Мои дочери волновались, всплескивали
руками, но я успокоилась и теперь могла вполне наслаждаться праздником.
Любопытно было наблюдать за разницей в приемах, в ухватках воинов из разных
племен, разных возрастов. Запомнились двое молодцов, которые, желая превзойти
друг друга удалью, разошлись вовсю, показывая приемы один искуснее другого, и
под конец, не сговариваясь, вздумали доконать противника сверхсложным финтом, но
поскользнулись на примятой траве и повалились, причем один схватился за лоб, а
другой взвыл, прикрывая некое место, куда первый, падая, угодил каблуком... Боги
великие, как же мы хохотали! Не было среди собравшихся женщин ни одной,
упустившей возможности высказаться по поводу обоих героев; но при всем их
стремлении к славе подобной популярности они явно не искали. Так или иначе,
рубка завершилась благополучно. Дальше наступил черед лучников. Им следовало
выпустить три стрелы в мишень - грубо намалеванную на полотне физиономию врага,
злого татарина. Для пущей трудности полотно было не натянуто, а закреплено
только сверху, как флаг. Желающих пострелять набралось много. Они справлялись с
задачей лучше или хуже; Тэмучжин выждал, пока не остреляются все, и лишь тогда
стал на линию, обозначенную палкой, кинутой в густую траву. Я ахнула: лицо
его вдруг окаменело, глаза сузились, словно он и впрямь видел перед собой врага
из ненавистного племени, сделавшего меня вдовою, а его - сиротою. Конечно же он
всадил две стрелы в шею нарисованного врага, а третью - точно в лоб. Под
привественные крики соплеменников Тэмучжин подошел ко мне, опустился в траву и,
достав из-за пазухи шелковый платок, отер вспотевший лоб... По овзвращении
домой наш шаман... Степь запомнила этот праздник. Как-то само собой, без
специальных усилий со стороны Тэмучжина вожди и старейшины монгольских родов
зачастили в наш скромный гэр. Мой сын мало-помалу приобретал все большую
популярность. Я-то знала, что он заслуживает всяческого почета, и радовалась его
успехам. Заодно и все наше семейство поднималось до нового, более высокого
положения, моим дочерям уже не нужно было беспокоиться о женихах... Все это
проявилось и стало наглядно для меня в одном незначительном житейском случае.
Согласно древним обычаям, в гэре выделяется женская часть слева от входа и
мужская - справа. Соответственно, и одежда, и утварь, связанная с деятельностью
мужской либо женской, должны храниться справа или слева. Я всегда придерживалась
этих установлений, тем более что они были удобны для поддержания порядка.
Однажды я обнаружила оружие и снаряжение Тэмучжина на женской стороне, поворчала
и перенесла куда следовало. Это повторялось еще несколько раз. Наконец
случилось, что Тэмучжин, вернувшись из очередной поездки, на моих глазах уложил
саблю, пояс и плетеный кнут слева от входа. - Сын, - сказала я строго, - так
не годится. Ты же прекрасно знаешь, где все это должно лежать. Разве не помнишь
ты, чему я тебя учила? - Помню, - ответил он. - Но мне так удобнее. И я
больше не возражала, ибо только великий человек может столь легко отмахиваться
от обычаев, освященных древностью! Потихоньку год катился к концу. Настала
пора осеннего праздника. "Много народу будет, нужно принять, чтобы все довольны
остались", - сказал Тэмучжин. Как мы готовились! Весь сор из гэра повымели,
подновили узоры на стенах, переменили тростниковую подстилку. Дочери просеивали
муку, раскладывали сухое печенье по блюдам, Бортэ развешивала светильники.
Подруга моя и помощница Хоахчин, согнувшись в три погибели, раскатывала тесто на
пирожки... Наконец гости стали сходиться. Переступали порог, степенно
здоровались, я (при полном параде, вся в ожерельях, и браслетах, и лентах)
кланялась им и указывала, куда садиться. Тэмучжин и Бортэ, он в ярко синем
халате, она - в ярко-красном, сидели бок о бок на главном месте у
очага. Завязалась беседа о делах в степи: о погоде, о меркитах, которые
крадут девушек и лошадей, о том, что неплохо бы собраться да всем вместе
проучить зарвавшееся племя. Престарелый хан кераитов рассказал много интересного
о странной вере, принятой недавно их племенем - вере в единого бога, доброго, не
в пример нашему Тенгри-хану, которого не обязательно нужно задабривать жертвами,
достаточно только кормить священника, а тот будет читать молитвы, и тогда все
будет - и хлеб для людей, и корм для коней, и хорошая добыча на войне. Женщины
восхищенно всплескивали руками. Тэмучжин слушал и затаенно улыбался. Вкусный
пар, поднявшийся над котлом, отвлек народ от важных речей. Пирожки, сваренные на
пару, были готовы. Хоахчин вылавливала их из котла, складывала в миску. Я брала
эту миску и ложку, обходила круг гостей и протягивала каждому горячий, сочный
пирожок. Одни брали их прямо в рот, другие - в руку, натянув длинный рукав
халата, чтобы не обжечься. Так ходила я, пока весь котел не опустел. Потом
настало время для сватовства. Известный батыр Аракчи захотел взять в жены мою
воспитанницу. Тут же были свершены все положенные обряды. А Тэмучжин завел с
вождями родов беседу о полезности объединения сил, и все загомонили, поддерживая
его. Наконец, с пожеланиями благополучия и успехов, гости
разошлись. Затихли звуки боевых и шутливых песен, коими развлекал общество один
из нукеров Тэмучжина. Пригас огонь в очаге. Завтра нам предстояло много хлопот:
сворачивать гэр, складывать пожитки и уходить в кочевье, в иной, широкий мир. Но
прежде чем лечь спать, как подсказывало благоразумие, я вышла на берег реки: она
текла бесшумно и плавно, будто в том моем вещем сне, слегка поблескивая в лунном
свете, предвещая множество событий, но предугадать их заранее никто не
мог...
Алина Немирова, г. Харьков
Напечатано в N 23 журнала
по ролевым играм «Мое королевство»