ТАНЦЫ ПИЛИГРИМОВ
(материал для семинара в рамках фестиваля старинных танцев)

Средневековье – «эпоха веры». Человек не был в состоянии обходиться без веры в Бога как всеобщего регулятивного принципа и основания моральной жизни. Он не мог понять мир без Творца. При этом существовало двойственное представление о мире: с одной стороны, это сотворенный Богом космос, подчиняющийся воле, недоступной пониманию человека, с другой стороны, это органический мир, неразрывно связанный с человеком, близкий, родной, понятный.
Мир - по представлению одного богослова XIII в. – это шар, который со всех сторон окружен небом, как скорлупой облегающим яйцо.
Это небо наполнено «духовным воздухом» - эфиром, пропускающим свет. Для смертных эфир гибелен, как суша для рыб. Это представление человека ученого, каковые и тогда были редкостью. Для простых же крестьян существовал их надел земли, который был неотделимой частью крестьянской семьи, и лес вокруг, наполненный всевозможными опасностями, дикими животными, разбойниками, ведьмами.
В большинстве своем люди средневековья были домоседами. По их представлениям, человек должен жить там, где произошел на свет. Но были и те, кто отваживался на путешествия: наемники, купцы, пилигримы, монахи. Путешествовали медленно – торопиться было некуда, да и транспорт был неважный. Идеальной считалась дорога, где в хорошую погоду «могла проехать невеста, не зацепив воз с покойником».
Своеобразно было и представление о времени. Часы были большой редкостью, и о движении дня и ночи напоминали жаворонок и соловей, звезды и заря, цвет неба и ветер с гор, раскрывающиеся и закрывающиеся чашечки цветов. Церковь пыталась организовать время, отбивая на звонницах начало очередного богослужения. Понятно, что все это весьма приблизительные меры. Было известно, что в сутках 24 часа: 12 часов – день, 12 – ночь, но длина ночных и дневных часов в разное время года считалось разной. Человек средневековья «в общем и целом индифферентен времени». Год тоже хронометрировался по двум шкалам: природной и церковной. Еще с античности сохранилось понятие о 12 месяцах года, каждый из которых отличается особым видом деятельности. В церковном же календаре были отмечены ежегодные праздники, связанные с жизнью Христа.
«Времени», как ничтожному промежутку между сотворением мира и его концом, противопоставлялась «вечность», которая лежит до и после существования мира. Отсюда вырастал идеал поведения – отрыв от земного, устремление мысли к вечности, жизнь в отрицании времени. Природа являла собой символы божественных феноменов: небо – нечто незримое, земля – зримое, Солнце – Христос, заря – свет веры, зенит Солнца – совершенное блаженство лицезрения Господа.
О танцевальной культуре средневековья известно немного, поскольку до наших времен не дошли описания танцев той эпохи, да их, видимо, и не было. Танец возникал стихийно: под влиянием какого-то внутреннего побуждения или в состоянии религиозного экстаза человек совершал произвольные движения под звучащую музыку. Аккомпанементом танцу могла служить и песня, исполняемая хором или самими танцующими. Действие складывалось в представление, рождалась мистерия, как правило, несущая сакральный смысл.
Мы имеем некоторые сведения о том, как могли танцевать испанские пилигримы во время своих путешествий по Европе. Материалы об этих танцах были представлены в Польше, на семинаре вазельской школы старинного танца, посвященном танцевальной культуре пилигримов, который проходил в 1997 году.
Путешествие пилигримов, как правило, пешее, длилось недели, а то и месяцы. Целью столь длительного пути были, например, мощи святого или какие-нибудь другие святыни культового характера.
Stella (от лат. «звезда») – хореографическая композиция, сопровождаемая песней. В ней рассказывается о том, что людям стало известно о появлении нового чуда – прекрасной статуи Девы Марии. Она стояла на вершине горы, освещенная Солнцем. Казалось, что от нее струится неземной свет, отсюда и возникло сравнение со звездой. Потрясенные великолепием и чистотой изображения Божьей Матери, люди расходились, чтобы рассказать всем об увиденном чуде.
Примером танцевальной импровизации может служить Estampi. Движения этого танца придумывались исполнителями на ходу, их объединяли повторяющимися после разнообразных музыкальных частей рефренами. Но танец, исполняемый нами, не является импровизационным.
В средние века довольно большую популярность имела тема смерти: она обсуждалась в текстах песен, изображалась на рисунках и гравюрах. «Все человеческое существование заключено в трех словах: жить, умереть и быть судимым. Мы рождаемся для того, чтобы умереть, и умираем для того, чтобы быть судимыми». Memento mori: мысль о смерти не должна покидать человека, ибо она может прийти в любой момент, и он должен быть готов предстать перед Божьим Судом.
Уже в конце XIV в. во французскую иконографию входит образ смерти – распада (транси), еще раньше появляются богословско-религиозные, поэтические тексты о смерти и фрески, изображающие «Триумф смерти».
Danse macabre – композиция, изображающая торжественную процессию, шествие, в которой подвижные фигуры (мертвецы, скелеты) чередуются с неподвижными (живыми представителями разных сословий и состояний). Смерть, обнаруживающая тщету всяческого преуспеяния, выступает здесь как момент истины. Появилась эта композиция во Франции и распространилась почти по всей Западной Европе.
Символы смерти – череп, реже скелет – использовались в христианской иконографии для утверждения победы над смертью и жизни в ином мире. Едва ли не внезапно их сменяет транси – жалкий обнаженный труп. Вместо умиротворенного лика, иератической позы, условный одеяний – пугающе достоверное изображение разлагающегося тела, воплощение ужаса реальной смерти.
Считается общепризнанным, что обращение к теме смерти в искусстве конца Средневековья происходит в результате потрясения, вызванного эпидемией чумы, первая волна которой в 1348-1350 гг. унесла треть населения Европы. Следствием массовой смерти стало постоянное и повсеместное присутствие мертвых тел. На дорогах, у городских ворот, валялись трупы – жертвы голода, войны и чумы.
Но возможно и иное объяснение. То время знало о смерти больше нас: мир живых соприкасался с миром мертвых повседневно. Располагавшиеся вокруг церкви кладбища на протяжении всего Средневековья были местом публичной жизни: проповедей, причащений, процессий, аукционов, прогулок, игр, свиданий, торговли, ремесла и проч.
В «Танце» все выглядит так, как если бы Смерть, находящаяся где-то вне нас, начинала посылать нам знаки внимания. В Danse macabre это мелодии (от флейты до охотничьего рога), играемые мертвыми своим парам. Тот, кому адресованы эти звуки, начинает прислушиваться к ним, саму же Смерть в этот момент он не видит. В большинстве случаев мертвец-скелет – это еще не сама Смерть, но ее посланник, который сообщает живому ритм последнего танца.